От приятных размышлений Петра Иконникова отвлек резкий стук пулемета. Воздушный стрелок, всю дорогу качавшийся на широкой брезентовой лямке в круглой прозрачной башне, внезапно развернул турель и открыл огонь из крупнокалиберного пулемета по невидимому для пассажиров противнику. Со звоном падали на металлический настил большие медные гильзы. Петр потрогал одну рукой. Горячая! Такой вот, наверное, была и та разрывная пуля, которая раздробила ему руку повыше локтя, сделала инвалидом.
Самолет лег на левое крыло и круто пошел вниз. В замерзшее окошечко можно было разглядеть неясные силуэты больших зданий, ровные коробки городских кварталов.
— Ленинград, — сказал сопровождающий Иконникова чекист. — Идем на посадку.
На аэродроме Петра встретил подполковник Сосницын. Усадив его в срою “эмку”, приказал шоферу везти их в гостиницу. Иконников взволновался:
— Зачем в гостиницу, товарищ подполковник? Меня бы к брату скорей.
— Успеем и к брату. А вам с дороги отдохнуть надо. Небось суток двое не спали?
— Не до сна тут, когда радость такая — брат нашелся! Он ведь плохого ничего не сделал?
— Пока не виним, — улыбнулся подполковник. — А подробности вы сегодня вечером узнаете, когда с братом встретитесь.
Вечером в кабинете подполковника Сосницына собралось несколько офицеров, по-видимому незнакомых между собой. Они сидели на расставленных вдоль стены стульях и молчали. Среди них было несколько работников комендатуры и тот, кто назвал себя Иваном Иконниковым. Подполковник Сосницын сидел за письменным столом и тоже молчал, словно ожидая кого-то. В дверь постучали. Вошел дежурный и доложил:
— Товарищ подполковник, к вам…
— Приглашайте, приглашайте!
В кабинет вошел Петр Иконников. Мельком оглядев собравшихся, он с беспокойством спросил:
— А брат?
— Здесь он, здесь сидит, — спокойно ответил Сосницын. — Присмотритесь внимательней.
Петр Иконников с недоумением посмотрел на подполковника, потом медленно, с большой внутренней тревогой, отразившейся на лице, обвел глазами сидевших вдоль стены офицеров. Ивана среди них не было. Офицеры спокойно встречали испытующий взгляд Петра Иконникова. Лишь один из них побледнел, опустил голову. Что-то знакомое почудилось Петру в очертаниях крупной головы, в мясистых, точно из сырой глины вылепленных ушах. Как будто давно он где-то видел этого человека… Но где? Впрочем, какое это имеет значение. Отогнав мелькнувшее воспоминание, Петр Сазонович снова повернулся к подполковнику Сосницыну и с обидой в голосе негромко произнес:
— Зачем же вы так?.. Нет здесь брата моего, Ивана…
Лицо подполковника стало жестким, холодным. Пристально глядя на съежившегося в углу человека, он сказал, отчеканивая каждую фразу:
— А нас хотели уверить, что есть. Что ж, раз вы не признаете своего брата, придется вас заново знакомить. Иконников Иван, встаньте!
Старший лейтенант, сидевший в углу, медленно встал. Округлившиеся глаза его на бледном, как снег, лице с тоскливым ожиданием глядели на Петра Сазоновича. Петр пристально вглядывался в того, кто назвался его братом.
— Ты… ты… — несвязно бормотал он, подходя к старшему лейтенанту. Рослый, широкоплечий парень внезапно съежился, сжался. Сейчас, рядом с гигантской фигурой однорукого силача-молотобойца, он казался подростком. Шпион с ужасом смотрел на приближающегося к нему человека. А Петр, задыхаясь от охватившей его ярости, огромной ручищей сгреб самозванца за грудки и тряс его так, что у того лязгали зубы, а воротник гимнастерки удавкой сдавил шею.
— Опомнитесь, Петр Сазонович! — крикнул Сосницын. — Вы же задушите его. Смотрите, он уже хрипит!
Офицеры с трудом отняли лазутчика, усадили его в угол.
— Узнал я этого гада! — прерывающимся от ярости голосом произнес Петр Сазонович. — Я столько лет не видал его, а вот узнал. Витошкин — личность известная. Отец его кулаком был, всю деревню поедом ел. А когда колхоз организовался, в председателя из обреза палил. Загубил человека, сволочь. И сам в тюрьме сдох. Да только матерый волк после себя подъярка оставил. Ишь щерится, так бы и кинулся!
— Ничего, — успокоил Петра Иконникова подполковник. — Теперь он никогда и никому не сможет вреда причинить. Вам спасибо. Помогли опасного зверя распознать. А брата вашего теперь ждать домой наверняка не приходится. Вне всякого сомнения, он погиб.
Распорядившись увести Витошкина, распрощавшись с Иконниковым и офицерами, приглашенными на опознание, Сосницын вызвал к себе приехавшего с передовой Маковенко и спросил:
— Ну, что будем делать с нашим “гостем”?
— Дал я промашку, — чистосердечно признался капитан.
— Я и сам ему было поверил, — отмахнулся подполковник. — Хитер подлец, ничего не скажешь. Спрашиваю, что дальше с ним делать будем? Надо ведь ему за все преступления счет предъявить, чтобы расплатился полной мерой.
— Помнится мне, — задумчиво произнес Маковенко, — что в докладе Никулина упоминается о каком-то Витошкине. Надо посмотреть.
Затребовав необходимые документы, чекисты внимательно перечитали толстую пачку отпечатанных на машинке листков. В донесении Николая Константиновича действительно упоминалось имя Витошкина. Затаив лютую злобу против Советской власти, Витошкин в первые же дни войны перебежал к немцам и служил им, как верный пес своему хозяину. В Рижском лагере военнопленных он носил фамилию Стрельникова, был полицейским. Затем окончил разведшколу абвера и хорошо выполнил несколько заданий. Федора Витошкина в лагере опознал его односельчанин и ровесник Иконников. Бандит убил честного советского патриота. И теперь, когда пошел на новое задание, решил воспользоваться его именем. Рассчитывал, что так легче будет обмануть нас.