Агент абвера. - Страница 34

К оглавлению

34

“Собрать все нервы в комок, но выдержать”, — мысленно повторил Никулин.

Глава шестая
Лиса идет в западню

Шиммель принял Николая Константиновича очень сдержанно. Поубавилось приветливости и у Фиша. Теперь он был сугубо официален.

— Как самочувствие, господин Никулин? — спросил Шиммель.

— Благодарю вас, господин подполковник, хорошее.

— Ну и славу богу, так, кажется, говорили в старое время в России?

На лице его появилась гримаса, и трудно было понять, что она изображала — доброжелательную улыбку или брезгливость.

— Многие и сейчас так говорят, — сдержанно ответил Никулин.

— Разве в России до сих пор верят в бога?

— Есть и верующие, а многие так говорят по привычке.

Шиммель явно не торопил Николая Константиновича с докладом. Отвлекая его внимание, он готовил неожиданный вопрос по существу. Метод, знакомый всем следователям мира, несмотря на свою тривиальность, нередко давал хорошие результаты, когда приходилось иметь дело с плохо подготовленными и слабонервными людьми, и Шиммель знал это.

Поболтав несколько минут о том о сем, Шиммель пригласил Николая Константиновича пройти в смешную с кабинетом комнату. Там был накрыт обеденный стол. Уловив вопросительный взгляд Никулина, Шиммель предупредительно ответил:

— О деле потом. Вы сегодня устали. Переход фронта, дорога — это нервы. Надо и отдохнуть. Признаться, и мы тоже устали. К тому же и время обеденное. Не так ли, господин Фиш?

Никулин понял маневр Шиммеля. “Попытается споить, — пронеслось в голове. — Старый прием”.

— Я, господин подполковник, дьявольски проголодался, — сразу же подхватил Фиш. — Уверен, что и господин Никулин не откажется. Я ведь так быстро приехал за ним, что он едва ли успел перекусить.

На лице капитана Фиша снова появилась радостная улыбка, как и при встрече с Николаем Константиновичем в штабе дивизии. Но, уловив холодный взгляд Шиммеля, он вновь сухо поджал губы.

Обедали почти молча. Изредка Шиммель задавал какой-нибудь вопрос или поднимал тост за фюрера, за победу великой Германии, за успехи Никулина. Приходилось пить. Шиммель не сводил глаз с Николая Константиновича и, когда ему показалось, что хмель начал действовать, перешел к допросу:

— Мне доложили, господин Никулин, что с вами грубо обращались солдаты, которые встретили вас. Но ведь вы сами виноваты. Почему перешли линию фронта не там, где мы условились? Зачем отклонились от маршрута? К тому же вы и опоздали… Это могло стоить вам жизни. Не так ли?

Никулин насторожился, почуяв ловушку. Когда контрразведчики разрабатывали для него легенду, то приготовили и версию для оправдания задержки. Нужно было сообщить немцам, что проход, по которому он собирался возвращаться, перекрыт. Там, дескать, расположилась какая-то часть. Вот он и свернул в лес. А там полно солдат. Пилили сосны, устраивали завалы. В лесу видел много техники, особенно танков. Разведать подробнее не удалось: русские чрезвычайно тщательно охраняют район от высоты Шварцкопф до излучины реки Черной.

Так Никулин и доложил. Внимательно выслушав его, Шиммель замолчал, испытующе глядя на Николая Константиновича. Сообщение о концентрации крупных сил в направлении города Котлы и было тем крючком, на который советское командование хотело подцепить фа­шистов.

Шиммель молчал, помешивая ложечкой кофе. Нику­лин старался по его лицу определить — поверил или нет. Но на лице абверовца словно застыла непроницаемая маска. Помалкивал и Фиш. Обед закончился в тягостном молчании. Наконец Шиммель поднялся из-за стола.

— Так что ж? Доклад вы уже начали, господин Ни­кулин. Продолжим, пожалуй, в кабинете.

Подполковник подошел к стене, завешенной плотным материалом, раздвинул занавес. Никулин увидел такую же карту, какая висела и в кабинете генерала Быстрова. Только надписи здесь были на немецком языке.

— Доложите о выполнении задания подробнее, — потребовал Шиммель.

Фиш взял со стола блокнот, поудобнее устроился в кресле возле карты и приготовился записывать.

Никулин внимательно рассматривал карту, делая вид, что вчитывается в отпечатанные латинским шрифтом названия. А сам тем временем продолжал обдумывать, как преподнести немецким разведчикам легенду, полученную в контрразведке.

— Вам, как я вижу, трудно читать наш шрифт. Охотно помогу вам, — сказал Шиммель.

Взяв со стола указку, он подошел к карте и, глядя прямо в глаза Николая Константиновича, неожиданно спросил:

— Как теперь выглядит Ленинград, господин Нику­лин? У нас очень противоречивые сведения об этом городе.

У Николая Константиновича екнуло сердце. Неужели выследили, узнали, что он был в Ленинграде? Вот почему так холоден Шиммель! “Спокойно, спокойно”, — приказал себе Никулин. И ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Простите, господин подполковник, — вежливо ответил он, — но на этот вопрос я не смогу ответить. В Ленинграде никогда не был.

— Вот как? Почему же майор Рудольф говорил мне, что вы родились и жили под Ленинградом? Я полагал, что вы хорошо знаете этот город.

— Что вы, что вы, говорить так майор Рудольф не мог. Вы запамятовали. Он вел со мной разговор о Москве, о Подмосковье. Ведь он мой земляк.

— Ах, так… А я почему-то думал, что вы родились где-то под Ленинградом. Я ведь тоже родился в России. И почему-то представил себе, что вы, как и я, родом из-под Петербурга, хотел поговорить об этом прекрасном городе, о его чарующих окрестностях…

Никулин чувствовал, что его одолевает зевота. Устал он до невозможности, хотелось спать. А тут Шиммель не спеша, со смаком, толкует о чем-то совсем не имеющем отношения к делу.

34