Агент абвера. - Страница 52

В то раннее утро Быстров принимал очередной доклад о “путешествии” Маковенко с Аббасом. Генерал с искренним увлечением расспрашивал оперативного сотрудника о деталях проделанной работы, намечал меры, которые нужно будет предпринять, если молодому чекисту Маковенко понадобится помощь в единоборстве со шпионом. и тут ему принесли телеграмму, из которой следовало, что на участке одной из дивизий добровольно сдались два немецких агента и привели с собой связанным старшего группы. Организатором явки с повинной является бывший лейтенант Красной Армии Курынов — радист “Бурана”.

Прочитав телеграмму, Быстрой улыбнулся. Николай Константинович Никулин немало рассказывал ему о Курынове. Теперь этот человек прибыл, и, надо сказать, очень кстати. Не теряя времени, генерал Быстров выехал на фронт. В дивизии его встретил начальник отдела контрразведки и провел к себе в землянку. Навстречу поднялся худощавый паренек в солдатской форме и по всем правилам доложил:

— Товарищ генерал, немецкая разведывательная группа “Буран” в полном составе находится здесь. Я и мой напарник решили явиться с повинной. Старший группы оказал сопротивление. Пришлось применить силу, чтобы доставить сюда.

Только сейчас, освоившись с сумраком землянки, Быстров заметил свежие царапины и синяки на лице лейтенанта.

— Что ж, товарищ лейтенант Курынов, поздравляю с благополучным возвращением. Николай Константинович рассказывал о вас, и я рад пожать вашу руку.

Курынов смутился, растерялся, побледнел от волнения. Он никак не ожидал такой сердечной встречи. Готовился к разговору со следователем, думал, как искупить позор плена, как оправдать свое пребывание в абвере. Готовился пойти рядовым в штрафную — и вдруг — товарищ… лейтенант.

— Ну, садитесь, рассказывайте, — предложил Быстров.

Доклад Курынова был кратким. Генерал знал о Курынове многое. Поэтому сразу перешел к делу:

— Значит, немцы поставили вам задачу взять под контроль дороги, ведущие от Ораниенбаума к Усть-Рудице? Прекрасно. Ищут прибывшие дивизии? Понятно, понятно…

Генерал немного подумал, видимо что-то прикидывая в уме, потом поинтересовался:

— Связь с немецкой разведкой уже устанавливали?

— Да. Сразу же после приземления. Нам тогда не удалось своего старшего обезвредить. Он приземлился первым и был настороже. Пришлось выполнить его приказ, доложить о благополучном приземлении.

— Что вы сообщили?

— Донесли, что приземлились благополучно, приступаем к выполнению задания.

— Когда следующий сеанс связи?

Курынов посмотрел на часы.

— Через четыре часа. Если не состоится, то еще раз через четыре часа. Потом десятичасовой перерыв.

— Неплохо придумано. Ну, обо всей этой технике вы позднее доложите детально. А сейчас нам нужно спешить, поедем в район приземления. Там отыщите свою радиостанцию и все, что получили от немцев.

Уже вечерело, когда две запыленные фронтовые “эмочки” по узкой, заросшей травой дороге въехали в лесную чащобу. Здесь Курынов раскопал тайник, достал радиостанцию, забросил антенну на высокую сосну и, включив передатчик, вопросительно посмотрел на Быстрова.

— Можно начинать?

— Да, можно. Успокойте немцев, убедите, что приступили к работе. Потом передавайте донесение.

В этом донесении, заранее подготовленном чекистами и зашифрованном Курыновым, говорилось о движении войск по контролируемым дорогам. Шиммель должен получить новые факты, подтверждающие донесение Николая Константиновича. Пусть у него не остается сомнений, что русские готовят наступление в направлении Котлы–Кингисепп.

Положив перед собой листок с шифром, Курынов с вдохновением выбивал на ключе певучие сигналы “морзянки”. Работал он четко, с профессиональным блеском, а на губах играла озорная, совсем мальчишеская улыбка.

В течение недели Шиммель получил от “Бурана” три сообщения. Все они подтверждали имевшиеся данные о том, что из Волхова и Ленинграда недавно проследовали на “пятачок” части двести двадцать седьмой дивизии и сто сорок второй морской бригады. Дивизия формировалась где-то в Сибири. Морская бригада сражалась под Сталинградом.

Шиммель решил, что теперь пора ехать на доклад к генерал фельдмаршалу Кюхлеру. Перед отъездом в штаб командующего подполковник послал в “Абверштелле-Остланд” и в “Штаб Валли” Бауну телеграммы. Он предлагал отметить заслуги Рудольфа и Фиша. О себе начальник фронтовой разведки умолчал, прекрасно зная, что кто-кто, а Баун не упустит случая, чтобы получить лишнюю награду. Не забудет он и его, Шиммеля.

Генерал-фельдмаршал Кюхлер принял подполковника Шиммеля немедленно, хотя в его приемной дожидались несколько генералов и полковник. Обстановка на фронте обострялась. Штаб группы армий “Север” располагал самыми достоверными данными о том, что русские готовятся к наступлению под Ленинградом. Они непрерывно подтягивали подкрепления, усилили воздушную разведку немецкой обороны, активизировали работу армейской разведки.

Оставалось неясным лишь одно, когда и где будет нанесен главный удар. Генерал-фельдмаршал без устали анализировал груды донесений из частей, разведорганов, информации из ставки, но не находил ответа на этот вопрос.

В связи с успешным наступлением советских войск на Центральном фронте немецкое верховное командование потребовало у Кюхлера семь дивизий. Генерал-фельдмаршал отчаянно сопротивлялся. Отдать семь дивизий — это значит оголить фронт! Но его не стали и слушать. Верховное командование считало “Северный вал”, создававшийся в течение трех с лишним лет, неприступным. И вот кадровые немецкие дивизии ушли от Кюхлера. Правда, взамен их Берлин пообещал вскоре прислать моторизованную дивизию СС “Нордланд”, моторизованную бригаду СС “Нидерланды” и части испанского легиона. “Вместо семи убывших полнокровных дивизий мне обещают две потрепанные и вдобавок горсть испанских ублюдков! — возмущался Кюхлер. — С этим сбродом я должен остановить натиск русских. Идиоты!” Но как ни негодовал Кюхлер, он знал, что за поражение спросят прежде всего с пего. Поэтому он и старался предугадать, где будет нанесен главный удар русских, чтобы стянуть туда свои лучшие части.