Агент абвера. - Страница 22

Будущих шпионов обучали методам сбора сведений и распространения ложных слухов, показывали им, как обращаться с различным оружием, как бесшумно убить человека ножом, а то и голыми руками. И, конечно, усердно культивировали ненависть ко всему советскому.

Первым, с кем познакомился Никулин в Валке, был капитан Шнеллер. Высокий, полный, с выдающимся вперед большим животом, он, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, буквально носился по зданиям, которые занимала школа. Тучная фигура капитана то и дело появлялась на занятиях в классах, в общежитии, в столовой. Шнеллер хотел лично знать каждого агента. Он вел с ними долгие разговоры, стремясь выяснить, надежны ли его ученики.

Николая Константиновича прямо с поезда отвели в кабинет Шнеллера. Усадив Никулина за стол и прочитав заполненную им анкету, Шнеллер кивнул на карточку с отпечатками пальцев:

— Испачкали пальчики? Ничего, со временем отмоются. Все это — необходимая формальность. Мы — солдаты и должны повиноваться.

— Я понимаю порядок, господин капитан.

— Очень хорошо. Приятно иметь дело с умным человеком. Расскажите мне подробно о себе, о своем прошлом, как вы представляете себе службу на благо великой Германии.

Шнеллер говорил быстро, проглатывая окончания отдельных слов, изредка заикался. Душевное напряжение, которое испытывал Николай Константинович в беседе со Шнеллером, обострялось усталостью, необходимостью быстро разобраться в вопросах, которые так невнятно задавал его собеседник.

— Майор Рудольф весьма лестно отзывался о вас, господин Никулин, — шепелявил Шнеллер. — Так же хорошо характеризовал вас и господин Плетнев.

— Я благодарен им за доверие, — ответил Николай Константинович. — Для меня это большая честь и счастье.

— Совершенно верно, — подтвердил Шнеллер. — Доверие немецкой разведки — это исключительно большая честь для каждого ее агента. Вы совершенно правильно сказали, господин Никулин. Каждый агент должен хорошо понимать, что выполнять задания абвера для него великое счастье. Мы с вами, господин Никулин, уже немолоды, — продолжал Шнеллер. — За спиной у каждого много трудных лет. Не так ли?

— Вы правы, господин капитан.

— Вот-вот. И я надеюсь, что жизненный опыт поможет нам найти общий язык…

“Чего он хочет от меня? — настороженно размышлял Николай Константинович. — Раз прямо сказать не решается, значит, какое-то пакостное дело придумал”.

А Шнеллер буквально изводил Никулина вопросами, прощупывал его со всех сторон, старался сбить с толку. Капитан испытывал острое недоверие к агентам из военнопленных. Кто их разберет, этих русских! Вот сидит тихий, почтительный, а перебрось его через линию фронта, что он там натворит? Выполнит задание или нет, вернется назад или побежит к чекистам с повинной? Поди угадай. Недавно двое не вернулись, были арестованы советской контрразведкой, так не только в “Абверштелле-Остланд” пришлось иметь неприятный разговор. Из “штаба Валли” отчета потребовали. Им, конечно, не русских жалко, а тех сведений, которые собрали агенты. Но причем здесь он, Шнеллер?

Немец сердито посмотрел на Никулина, как будто тот был виноват в его невзгодах, но внезапно успокоился. Серьезное и умное лицо Николая Константиновича невольно внушало доверие. Отвечал он на все вопросы толково и обстоятельно. Говорил без подобострастия, но уважительно. Не запинался, не пытался увильнуть от ответа. Так говорят лишь правдивые, обладающие чувством собственного достоинства люди. “Похоже, что на этого русского можно положиться”, — подумал Шнеллер и покровительственно сказал:

— Ну что ж, я доволен, господин Никулин. Рад, что познакомился с вами. Вижу, великая Германия в вашем лице приобрела верного друга, на помощь которого всегда можно рассчитывать.

— Рад стараться, — ответил Николай Константинович, став по стойке “смирно” перед Шнеллером.

Но Шнеллер не торопился заканчивать беседу.

— Садитесь, садитесь, господин Никулин. В ногах, как говорят русские, правды нет.

Николаю Константиновичу пришлось снова усесться в кресло.

Еще до вызова Никулина к себе в кабинет Шнеллер ознакомился со всеми материалами о нем, которые привез от Рудольфа помощник коменданта — Гуцаловского лагеря. Сообщения Сыромятого, Казака, Плетнева, тайной агентуры лагеря, наконец, мнение Рудольфа свидетельствовали о том, что Никулин знает себе цену и умеет постоять за себя. Это серьезный и степенный человек, со сложившимися взглядами на жизнь. Он может оказаться хорошим, перспективным агентом. Рудольф именно так и написал: “перспективный”.

Шнеллер понимал, что Рудольф считает своей заслугой вербовку Никулина. Майор редко выезжал в лагеря для изучения агентов, так как опасался заразных болезней, свирепствовавших среди военнопленных. Но если уж делал он такой выезд, то об этом обязательно становилось известно начальству. Рудольф умел показать себя с наилучшей стороны.

Доложив руководству, что он лично подобрал и изучил такого-то агента, Рудольф старался расхвалить его выдающиеся качества. Затем пристально следил за учебой и работой своего подопечного. В случае успеха агента о Рудольфе неизменно вспоминали в верхах, и он не оставался без награды.

Так случилось и с Николаем Константиновичем. Рудольф, познакомившись с нипм, сообщил в “Абверштелле-Остланд”, что завербован агент с большим будущим.

После беседы с новичком Шнеллер почувствовал, что этот русский сумеет завоевать расположение своих соотечественников и проникнуть в их замыслы. Шнеллер решил сделать Никулина своим агентом, так как лично отвечал за контрразведывательную работу в Валкской школе.