Стас многозначительно ответил:
— Профессиональная тайна. За ее разглашение я могу угодить под суд. Но если я вас убедил, что знаю о гражданине Козаке гораздо больше, чем он думал, и вы станете искреннее, то обещаю на обратном пути рассказать, как я это узнал. Так почему вы не дождались Лагунова? Какая вам звонила женщина? — сделал “накидку” Стас.
— Пуся. Пуся Алешина.
— Ну-ну. И еще: говорил ли вам Лагунов, что собирается в театр?
— Да, кажется, говорил. Да-да, говорил, что хочет попасть в какой-нибудь театр, если повезет с билетами…
Дверь открыла высокая полная брюнетка в скромном голубом халатике.
— Ой, ты не один! — Она смутилась и убежала в глубь квартиры. Из-за двери спальни доносился ее приглушенный грудной голос, чуть в нос: — Ну, Львенок, как тебе не стыдно приглашать друзей, не предупреждая меня заранее. Мне же вас и угостить нечем!
Козак нервно ходил под дверью:
— Пусенька, это не мой друг… То есть нет, я не так сказал — друг, конечно, конечно. Но, видишь ли, у нас такое щекотливое дело…
Пуся вышла из спальни в нарядном черном платье, разрисованном павлиньими хвостами. И Тихонов вспомнил, как жутко орали павлины в ту ночь.
— Что ты лопочешь, Львенок? — спросила она снисходительно, направляясь к Стасу с протянутой рукой.
— Тихонов, — представился он.
— Полина Владимировна, — кивнула Алешина. Она возвышалась над маленьким Козаком, как океанский фрегат.
— Ты помнишь, Пусенька, в прошлый понедельник, когда… — торопливо забормотал Козак.
— Минуточку, — остановил, его Стас. — Я работник уголовного розыска.
Глаза Алешиной стали квадратными.
— Мне нужно знать, где провел вечер и ночь четырнадцатого февраля — в прошлый понедельник — ваш приятель Лев Алексеевич Козак.
У Алешиной челюсть отвисла аккуратным балконом. Она несколько раз глотнула воздуха и раскатистым голосом, постепенно набиравшим силу, дала залп:
— Да вы что?! Да как вам не стыдно задавать мне такие вопросы? Этот человек, — она ткнула рукой в сторону Козака, — действительно бывает у меня в гостях. Но очень редко и всегда в благопристойное время! Я замужняя женщина, и ваши вопросы оскорбляют меня! Я инженер-экономист! И последний раз я его видела не меньше года назад!
— Как год назад, Пусенька? Ведь позавчера… — заверещал Козак.
— Замолчите, грязный человек, и не втягивайте меня в ваши плутни!
— Одну минуточку, — постучал Стас ключом о графин, как будто утихомиривая страсти на собрании. — Полина Владимировна, я прошу вас серьезно отнестись к моему вопросу, потому что речь идет об убийстве.
— Пусенька, родная моя, пойми, речь идет об убийстве, — застонал Козак, пытаясь обнять Алешину за талию.
Алешина одним движением отшвырнула его от себя:
— Позвольте, позвольте, гражданин! Я вас знать не желаю и видела последний раз в прошлом году в присутствии своего отсутствующего супруга. И попрошу вас не марать моего доброго имени! Не смейте больше за версту подходить к нашему дому. Я еще к вам на работу сообщу о вашем недостойном поведении!
— Пусенька, о чем ты говоришь! Пойми, что все это очень серьезно, а товарищ Тихонов вовсе не имеет в виду чего-то другого…
— Прекратите эти неприличные разговоры. Я официально заявляю, что вас здесь не было, и я вас вообще… плохо знаю…
— Как плохо знаешь? — взвизгнул Козак. — Как не был? Как не был?..
Алешина зловеще сказала:
— Вон отсюда, негодяй! Карлик!
Тихонов почувствовал, как его затопила волна омерзения и злости. “Хорошо бы ванну принять”, — подумал он механически. Встал.
Алешина подошла к нему:
— Вы убедились, что его здесь не было?
— Нет, не убедился. А все, что я видел здесь, — гнусно. Гнусно! — И быстрыми шагами вышел из квартиры.
Козак понуро шагал сзади и негромко бормотал: “Я такой любвеобильный и добрый человек… Кто мог знать?..” Тихонов остановился и подождал его:
— Слушайте, Козак, я не любитель заниматься доносами, по если я хоть раз еще услышу от вас слово “любовь”, я напишу любимой пятой жене письмо с описанием ваших похождений…
— Не буду, — покорно согласился Козак.
На остановке долго ждали автобуса. Тихонов совсем замерз и проклинал себя, свою работу, блудливость Козака, подлость Алешиной, зиму, автобусное расписание.
В автобусе было совершенно пусто. Козак побежал к кассе с возгласом:
— Я возьму билеты…
— Мне не надо. Мне полагается бесплатный проезд.
— Неужели? — пришел в восторг Козак.
— А что же вы думали, что я к вашим дамам еще на собственные деньги должен ездить?
— Нет, конечно. Это только справедливо.
Минут десять молчали. Тихонов немного отогрелся, вспомнил испуганно-возмущенный вид Козака, и ему стало смешно. Козак, видимо, тоже успокоился и робко сказал:
— Если вы только не передумали, товарищ Тихонов, и у вас не будет, упаси бог, неприятностей на службе, расскажите, пожалуйста, как вы узнали, что лежит у меня в карманах.
Тихонов засмеялся:
— Меньше о шашнях думать надо, тогда будете наблюдательней. В левом кармане ключи — вы продавили мне ими бок, сидя рядом в автобусе. Там у вас лежало еще что-то твердое, я все не мог понять. Но когда вы спрыгнули с подножки, загромыхали спички. Ясно? Когда мы шли по тротуару, в узких заснеженных местах вы прижимались ко мне правым боком и я ощущал какую-то гладкую плоскую поверхность. В пепельнице на столе я видел окурок папиросы с изображением трех былинных молодцов. Что же еще вам держать в кармане, как не “Три богатыря”? Перочинный нож? Ну, это совсем просто. Под столом валялась картонная коробочка из-под него с описанием всех его достоинств. Когда я пришел в номер, вы, как воспитанный человек, сразу надели пиджак. При этом я заметил, что левый внутренний карман у вас застегнут булавкой. Для надежности. Ясно, деньги.