После первых же его вопросов я поняла: среди других заданий разведчика есть и такое — проверить мою работу на месте. В частности, он попросил меня подробно рассказать, как выполнялась операция закладки тайника в Донском монастыре. Вопрос насторожил, точнее, напугал, усилил тревогу.
— А для этого были основания?
— Да, были… Летом ко мне приехал Герман и сообщил о важном поручении центра — это было, пожалуй, первое небезопасное дело, которое доверялось мне. Я получила от Германа материалы, необходимые для шифрования и расшифровки текстов, а также большую сумму советских денег. И тут же — инструкция: в начале сентября ежедневно бывать на улице Горького, на Главном телеграфе, и заглядывать в будку телефона-автомата — при входе первая будка справа. На стене будет знак “W”, начертанный угольным карандашом. Как только появится такой знак, я должна во второе воскресенье сентября рано утром, не позднее шести часов, отправиться во двор Донского монастыря и согласно полученному мною плану отыскать там тайник. Все, что передал мне Герман, нужно заложить в тайник. Кому это предназначено — я не знала и знать не должна.
Во вторую субботу сентября объявление появилось. Я помчалась в общежитие. К счастью, подруга ушла в кино, и я имела возможность тщательно упаковать в газету…
— Вы не помните, в какую?
Ольга удивленно посмотрела на следователя.
— Помню… В “Медицинскую газету”.
— Вы ее выписываете?
— Нет… Точнее, выписала на первое полугодие, а на второе пропустила сроки подписки. Но все те номера газеты, которые меня интересовали по ходу занятий, мне охотно давала доктор Васильева. Она давний подписчик этой газеты.
— Ясно. Продолжайте. Итак, вы тщательно подготовили пакет.
— И рано утром, сказав, что еду на аэродром провожать родственницу, отправилась в Донской монастырь.
По инструкции в среду я снова должна была пойти туда же, на Главный телеграф. В той же будке рядом с “W” появится буква “R”. Это сигнал, подтверждающий, что все в порядке. Нет буквы “R” — значит, беда. Условленного знака не оказалось. Ни в четверг, ни в пятницу, ни в последующие дни… Я потеряла покой, страшно испугалась. Стала вспоминать до мельчайших деталей, как закладывала тайник. Мне казалось, что все правила конспирации были соблюдены строжайшим образом. И вдруг провал. Неужели это я виновата? Значит, за мной продолжают следить?.. И вот от Зильбера узнаю: человека, которому предназначалось содержимое тайника, провалил один из наших разведчиков, за что и понес суровое наказание. Там, в центре, естественно, догадались, в каком смятении я нахожусь, и, видимо, поручили Зильберу внести ясность: “Вы не виноваты”.
— Передать вам поручение центра — это было единственное задание Германа?
— Нет… Он должен был проехать на машине по дороге, проходящей через некоторые райопы Подмосковья…
— Какие? Вот вам карта. Покажите.
Ольга сразу же прочертила карандашом маршрут.
— Мы воспользовались приглашением моего однокурсника. Его родители живут в деревне, дорога к которой идет примерно тем же маршрутом.
— Что интересовало вашего мужа?
— Линии электропередач, радарные установки, про-мышленпые объекты, встречавшиеся в пути военные машины. Он тайком записывал их номера…
— Это его запись? — Следователь протянул коробку для сигарет, на которой был записан номер машины.
— Нет, моя. Мы дублировали друг друга. Вечером мы долго искали эту коробку…
— Что еще привлекало внимание вашего супруга?
— Мы остановились на берегу реки, чтобы набрать бутылку воды…
— Ясно. Как оценивал Герман результаты поездки?
— Сдержанно… Хотя был очень доволен неожиданным знакомством. К нашему пикнику присоединился гражданин, отрекомендовавшийся Семеном Опанасенко.
И Ольга подробно рассказала о том, что было уже известно следователю, — как человек по кличке Толстяк стал выполнять их поручения.
— Герман дважды встречался с ним в Москве. Толстяк достаточно откровенно поведал о себе, о своих делах до ареста. Герман осторожно дал ему понять, что услуги таких людей всегда высоко оплачивались и будут оплачиваться. Тем не менее муж приказал мне до поры до времени держаться подальше от этого типа, пока он не посоветуется с хозяевами, пока не придет условная телеграмма: “Твое письмо получил, спасибо”. Такая телеграмма пришла. Значит, Толстяка можно использовать. Его фамилия значилась где-то там, в досье. Он до ареста, видимо, работал против вас. Но даже после получения телеграммы я должна была прибегать к услугам Толстяка осторожно, втемную.
— Хороша темная! Вы же ему давали прямые шпионские поручения, — заметил следователь.
— Да… Соблазнительно было. Когда Зильбер приехал в Москву, он при первой же встрече со мной поинтересовался Толстяком. И был весьма доволен, узнав, что человек этот как раз в эти дни находится в Москве.
— Что вам известно о заданиях, которые выполнял Зильбер в Москве?
— Я уже говорила: проверить мою работу на месте и лично познакомиться кое с кем, на кого я давала материал.
— И это все?
— Нет… Ему удалось перевезти через границу сфабрикованные газеты “Футбол”. Внешне они ни в чем не отличались от такого же советского издания. Ну, а по содержанию… Содержание вам известно.
— Какова ваша роль в распространении этих фальшивок?
— Я подсказала исполнителя — Толстяка. Из списка людей, за которыми я вела наблюдение во время учебной практики в Подмосковье, выбрала одиннадцать человек и дала их адреса. Это главным образом учащаяся молодежь. С некоторыми из них я познакомилась поближе на одном из лесных пикников, устроенном моим поклонником, местным хирургом. Мне казалось, что настроения этих молодых людей таковы, что фальшивка попадет на благодатную почву… Я дала Зильберу еще один адрес — студгородок, в котором бывала два-три раза и знала, как туда легче всего проникнуть, куда следует положить газеты…